Среди них работы ленинградского абстракциониста Евгения Михнова-Войтенко (1932-1988), героя питерской арт-сцены от эпохи андеграунда до наших дней Анатолия Белкина, известного своим имперским пафосом, лауреата премии им. Кандинского Алексея Беляева-Гинтовта, классика отечественной живописи Натальи Нестеровой; Николая Овчинникова, мастера меланхолической рекомбинации символов массового сознания в форме шизолирического живописного коллажа, Владимира Феоктистова, Брейгеля российской провинции, легендарных Анатолия Зверева(1931-86), Василия Ситникова(1915-1987), Олега Целкова, мастера бромойля Григория Майофиса.
В экспозицию также вошли  работы, появившиеся в коллекции  за последние годы. Это и крупноформатные холсты парижанина Юрия Жарких - одного из героев ленинградского андеграунда, инициатора неофициальных выставок 1974-1976, и работы московского затворника Олега Ланга (1950-2013), редко выходившего из своей мастерской, но создавшего свою параллельную реальность, населенную "обитателями времени", а также произведения петербургских художников разных поколений - Бориса Кошелохова, патриарха ленинградского неофициального искусства,  Владимира Козина из "Новых тупых", легендарного петербургского художника, одного из основателей группы «Новые художники» Ивана Сотникова (1961-2015).
Выставка является логическим шагом Нового музея по репрезентации нового российского искусства от эпохи нонконформизма до наших дней.

Кошелохов не сразу пришел к своей глобальной концепции творчества: в самом начале во второй половине 1970-х его занимали символы и архетипы примитивизма, дикой живописи, соединявшей в иероглифах экспрессивных жестов тело человека и животного, материал вещи с телом самой краски. Позднее начинается первый масштабный – мультиэкранный, если это определение применить к живописному циклу, - проект под названием «Куклы странствуют по миру». И, наконец, в 1990-е, преобразуя освоенную энергию кругосветного путешествия, Кошелохов создает свой главный концепт – образ «Двух хайвэев» или двух большаков, пути земного и небесной надземной орбиты, проложенных для обзора всех наличных форм мировой жизни, включая и геологический, и биологический, и человеческий этапы развития. Как объясняет художник,«хайвея два: земному пути, подобно оборотной стороне в ленте Мебиуса соответствует путь небесный; онтогенез земной жизни повторяет филогенез духа».

Кошелохов представляет мир как процесс великого перехода: как большак, освоенный миллионами тел и сознаний и превращенный творческой интуицией в настоящий хайвэй, сохраняющий генетическую память о земле, воде, воздухе, о встречных на каждом километре пути и об общих материях, управляющих условиями и участниками движения. Исток глобализма и универсализма в свободе передвижений, как физических, так и интеллектуальных. Кошелохов, как никто другой в российском искусстве второй половины ХХ века, доказал это, развивая свою судьбу. До того, как стать художником, он более тридцати лет с раннего детства, по собственным словам, «только и делал, что читал», то есть странствовал в мире образов. И все эти годы он был профессиональным путешественником, находясь то в бегах из детдома, то работая электромехаником на рыболовецком судне, то трудясь дальнобойщиком. Предпринятое им в 1978 году, возможно, самое значительное путешествие его жизни – через железный занавес - из Ленинграда в Италию и обратно, стало уникальным событием в практике нонконформизма. Кошелохов продемонстрировал главное: смысл такого образа жизни в преодолении границ. Не просто в том, чтобы взять барьер, но именно показать, что барьер можно рассматривать как условную конструкцию. Свобода – предмет не только завоевания, но, что гораздо более существенно, качество безграничного самочувствия и самосознания. «О человеке нельзя сказать, что он сначала есть, а затем свободен, между бытием человека и его «свободобытием» нет разницы», - как сформулировал эту максиму чтимый Кошелоховым с юности Жан Поль Сартр.

И в этом отношении Кошелохов   очень вовремя оказался в Италии и поучаствовал в так называемом «эмигрантском» Венецианском биеннале: именно тогда там формируется одна из версий постмодернизма, которую итальянский куратор Акилле Бонито-Олива назовет «трансавангард», подразумевая свободное путешествие творческого сознания через исторические пласты в поисках новых начал миростроения. Такая концепция постмодернизма принципиально отличалась от возобладавшей позднее и основанной на форсировании качества повторяемости, а значит вторичности (симулятивности) постсовременности по отношению к современности классического модернизма первой половины ХХ века. Сторонники постмодернизма-как-повторения указывали на то, что «трансавангард» - это копия экспрессионизма начала века и симуляция  образа «первоначала», оригинальности, который всегда имел высокую и магическую рыночную стоимость. Между тем, именно практика художников круга Кошелохова, который к моменту выезда в Италию уже успел в 1976-м основать свою группу и назвать ее «Летопись», доказывает, что устремление к оригинальности и праязыку искусства не обязательно связано с «историческими» спекуляциями арт-рынка.

Летопись – это материя прошлого, открытая настоящему и будущему. Глобализм Кошелохова и «Летописи» был глобализмом открытия, а не обустройства. Кошелохов – и это видно по корпусу его произведений – на протяжении всех теперь уже почти пятидесяти лет своей работы с упорством самой природы воспроизводит первотолчок собственного творчества. Первый толчок – это удивление универсальной силе цвета, когда, кажется, сама синева неба или охра пластов глины входит в краски, как входили эти глиняные охры в краски, растертые первым живописцем. Второе, что поразило Кошелохова и сделало его художником – это осознание грандиозности бесконечной артикуляции образов в языке жизни. В истории Кошелохова количество переходит в качество. Творческое «эго», повторенное тысячи раз, обретает всеобщность, становясь проводником энергии, а не механическим мультипликатором художественного жеста.

Кошелохов-как-производство непрерывного цикла десятилетия создает не столько «художественный продукт» (картины и рисунки), сколько наращивает энергетический потенциал творческого состояния сознания. Поэтому он сохраняет каждую композицию, как ученые хранят каждый образец материала, полученного в результате эксперимента, но не подвергает один раз начатое и быстро законченное дальнейшей доделке. Модернистский пафос произведения-вещи и романтический пафос шедевра Кошелохову  чужды, потому что вещи и шедевры – лишь отдельные фрагменты в грандиозном струении мирового «вещества» под действием творческой энергии. Это обстоятельство объясняет непривычную простоту, с которой Кошелохов всегда двигался через ограничения технологий: начав с ассамбляжей («концептов»), собранных из обычных предметов, он ушел в живопись, потом создавал деревянные скульптуры из старинных свай-стволов, извлеченных из земли метростроевцами. Теперь же новые технологии, наконец, догнали Кошелохова и предоставили ему возможность рисовать универсальные электронные эскизы, которые легко перевести в самые разные материалы и форматы, от рельефов до фресок, от гравировок до голограмм. Кошелохов понимал мультикультурность и мульдисциплинарность занятий искусством задолго до того, как эти понятия сделались в 1990-е нормативами актуального творчества.

В живописи Кошелохова перед нами разворачивается бесконечный архипелаг островков-образов вдоль горизонта Всецелости. Именно этот горизонт – цель творчества Кошелохова и цель творчества других наиболее значительных петербургских художников, как Филонов и Матюшин, Стерлигов, Михнов-Войтенко, Новиков. Но Кошелохов – один – дерзнул представлять горизонт Всецелости через бесконечное умножение образов. Кошелохова можно представить себе «портретистом» глобального мира, и именно поэтому его глобализм анархичен, ведь он не устанавливает жесткий порядок в мире, где универсален не только энергетический обмен, но и стиральный порошок. Анархический глобализм обеспечивает бесконечное путешествие в космосе филогенеза, от рыб до человека, от молекулы до нитей белка, то и дело высаживаясь на берег то одного, то другого события онтогенеза. И если Кошелохов как философ причастен к продлению этого бесконечного путешествия, то Кошелохов как художник показывает именно то, что позволяет горизонту Всецелости быть, ведь его линию создают произведения искусства. Первая в мире флейта возрастом 35 тысяч лет свидетельствует о справедливости жизненного самооформления Кошелохова: первый человек был художником и он знал, что ему одному предстоит воплотить свой и вообще весь мир.

Екатерина  Андреева

Борис Кошелохов родился в 1942 г. в Златоусте (Южный Урал). В 1962 г. переехал в Ленинград. С 1976 г. начал заниматься художественным творчеством – живопись, ассамбляж, пространственная композиция. Основал группу "Летопись". В 1978 г. провел несколько месяцев в Италии. С 1979 г. – член Товарищества Экспериментального Изобразительного Искусства (ТЭИИ). Участвовал во множестве групповых выставок неофициальных художников Ленинграда. Работы находятся в Государственном Русском музее, в Областных музеях Севастополя, Хабаровска, в Государственном музее Нюрнберга, в частных галереях и коллекциях в странах бывшего СССР, в Германии, Италии, Франции, Швейцарии, Норвегии, Швеции, Финляндии, Дании, Бельгии, Англии, Польше, Чехии, США, Японии, Южной Корее.

  Не претендуя  на исчерпывающий и обобщающий характер, экспозиция, тем не менее, представляет  работы целого ряда наиболее известных московских и петербургских художников, звезд современной артсцены.  Среди них, например, работа Дмитрия Гутова «К бессмертной возлюбленной» из цикла «Забор», представляющая собой многократно увеличенное и переведенное в металл письмо Бетховена  1812 года. До того, как работа попала в Новый музей, она выставлялась только раз в Касселе на «Документе». 
 Олег Кулик - знаменитый художник - акционист, человек-собака 90-х, автор объектов, инсталляций, фото-и видеоработ, куратор -  представлен несколькими известными фотографиями из цикла «Русское» .
 В новейших течениях искусства фотография заняла заметное место. В экспозиции  фото проекты  Владислава Мамышева - Монро, Рауфа Мамедова, известный проект группы АЕС+Ф  «Подозреваемые», состоящий из четырнадцати одинаково  снятых фотографий девушек-подростков, половина из которых учится в элитной московской школе, а половина  сидит в колонии для особо опасных малолетних преступниц, но меж ними нет никаких, по крайней мере, визуальных отличий.  

Более молодое поколение художников представляют питерцы Виталий Пушницкий и Керим Рагимов (прежде  не экспонировавшимися работами) и москвич Леонид Ротарь.